фанф
- Ненавижу тебя, Эдвард Эльрик!
Эта фраза звучит в нашем доме регулярно с тех пор, как Врата были закрыты окончательно. Иногда она сопровождается ударом ноги об стенку или полетом посуды. Впрочем, с тех пор, как мы с Алом смастерили небьющиеся чашки и тарелки, этот способ выражения эмоций утратил в глазах Энви половину своего очарования.
Фраза "Ненавижу тебя, Эдвард Эльрик!" приветствовала меня, когда мы с Алом и всеми остальными вышли на улицу после закрытия Врат. Энви был последним, кого я ожидал увидеть на крыльце, однако именно он там и сидел: вернув себе свое любимое обличье, выбрался-таки сюда на минутку, чтобы сказать мне напоследок еще какую-то гадость - да так и застрял по эту сторону Врат, в мире, где у него не было ни магии, ни штанов.
Первым тогда опомнился кто-то из офицеров:
- Эд, забери-ка отсюда свою девушку, пока ее не арестовали или не трахнули, - посоветовал он, и мы с Алом, выйдя из столбняка, схватили за руки онемевшего от ярости Энви и запихнули его в машину.
Энви расхаживает по дому в своем обычном одеянии, и только когда к нам наведываются гости, нехотя натягивает рубашку и брюки. На улицу он выходит редко: его бесят прохожие, которые пялятся на его волосы. Даже когда он злится на кого-нибудь конкретного, то рикошетом все равно достается и мне.
Как и в этот раз.
- Ненавижу тебя, Эдвард Эльрик, - шипит Энви сквозь зубы, стоя возле нас с Алом на полигоне.
Проходит испытание нового летательного аппарата. Энви здесь по одной-единственной причине: мы с Алом проторчим тут, похоже, весь день, а ему не хочется столько времени сидеть дома в одиночестве. И теперь он развлекается тем, что ворчит, будто его вытащили на самое дурацкое мероприятие в мире.
Что оно дурацкое, я и сам вижу. Хюбнер из тех молодых инженеров, которые путают честолюбие с опытом. Мы с Алом недели три до хрипоты доказывали ему при помощи элементарных расчетов, что его затея обречена на провал, однако Хюбнер уверял, что мы не знаем его новых использованных материалов, и следовательно, наши расчеты ошибочны.
И эти материалы и в самом деле гораздо легче, чем я думал. И легче, чем думал Хюбнер. Несколько десятков человек стоят, запрокинув головы, смотрят, как ветер сносит легковесную бандуру прямо на них, и даже не соображают, что что-то пошло не так.
Я догадываюсь о том, что сейчас случится, за секунду до того, как это и в самом деле случается. И когда от летучей раскоряки отваливается половина нелепого подобия крыла, а пилот катапультируется из кабины, я уже несусь к жене Хюбнера, стоящей с раскрытым ртом и даже не думающей двинуться с места.
Судя по сердитому недоумению, промелькнувшему у нее на лице, она так и не успевает понять, чего это я так грубо пихаю ее под навес.
Опоры навеса подламываются под обрушившейся тяжестью, но не валятся целиком, и это нас спасает. Над нами образуется эдакий шалаш из обломков, один из которых заезжает-таки мне по голове.
"Ненавижу тебя, Эдвард Эльрик! Ненавижу!"
Черт, неужели мне даже в отключке никуда не деться от этого скандалиста? Я отчаянно мотаю головой, и голос, звучащий у меня в ушах, сменяется настойчивыми, испуганными возгласами Ала:
- Эд! Эд, ты меня слышишь?!
- Ммм... - Я медленно сажусь, ощупывая затылок. Шишка, кажется, с половник размером.
Ал сидит передо мной на корточках, бледный и серьезный. Жена Хюбнера истерически рыдает, пока кто-то безуспешно пытается всунуть ей в руки стакан с водой. Все суетятся, носятся туда-сюда, бестолково размахивая руками над обломками раскоряки. По счастью, основная часть рухнула в стороне от зрителей.
- Хюбнер-то где? Живой? - спрашиваю я, вспомнив, что видел выброшенную катапультой фигурку в воздухе.
- Вроде бы... - говорит Ал, но голос у него не очень уверенный. Оглянувшись, я понимаю, почему.
Двое человек тщетно пытаются оттащить от перепуганного насмерть Хюбнера Энви, который самозабвенно мотает его за грудки, сияя от наслаждения.
- Это самый лучший день в моей жизни, - заявляет Энви, удобно устраиваясь на заднем сиденье автомобиля, и закидывает руки за голову. - Наконец-то я кому-то в этом идиотском мире морду начистил.
И точно: похоже, он счастлив. Во всяком случае, за всю дорогу он не говорит ни единой гадости. Собственно, он вообще ничего не говорит, только мурчит себе под нос какой-то беззаботный мотивчик.
Дома Энви сразу уносится переодеваться, на ходу расстегивая опостылевшую рубашку. Я плетусь на кухню и опускаюсь на стул. Ал ставит чайник на плиту.
- Ал, - говорю я, - я же, идиот, так и не поблагодарил тебя, за то, что ты меня вытащил.
- А это не я, - отвечает Ал, чиркая спичкой. - Тебя Энви вытащил.
Меня как будто стукают по голове "на бис".
- Энви? - тупо переспрашиваю я.
- Ага, - кивает Ал. - Ух, и орал же он. Тащит тебя, что есть сил, кричит, как тебя ненавидит, а у самого слезы бегут. А как вытащил, сразу побежал колотить Хюбнера.
Я все так же тупо смотрю в стол перед собой. Ал вытаскивает чашки из буфета.
- Эд, - негромко говорит он, - ты только не выдавай, что я тебе это рассказал, ладно? Особенно про то, что он ревел. А то он опять разозлится.
- Ага... - бормочу я, а сам уже ухмыляюсь - так же широко, как всю дорогу ухмылялся Энви.